«Считаю, что это вызов для Америки, — цитируют информагенства главу МАГАТЭ. — Она традиционно была лидером. Она утратила это лидерство». По словам Гросси, сейчас главный поставщик ядерных технологий на мировые рынки — Россия и ее госкорпорация «Росатом». Очень активна также китайская CNNC. Используемые Пекином и Москвой подходы и свои модели финансирования позволяют им двигаться «с большей гибкостью, в том числе на международных рынках», считает гендиректор МАГАТЭ. И это, заключает он же, большой вызов для американских компаний за рубежом.
Оценка прямая и для многих неожиданная. Согласны ли с ней профессионалы в России? На звонок из редакции откликнулся доктор технических наук, член группы международных советников при генеральном директоре МАГАТЭ Владимир Асмолов.
— Исторически атомная энергетика США была самой крупной — около 100 гигаватт установленной мощности внутри страны, и они были очень активны за рубежом. Но это 30 лет назад. За последние годы многое изменилось. И у себя, и на зарубежных рынках известные американские компании — Westinghouse, General Electric и другие — особой активности не проявляли. Но самое главное — у них не было большой, целенаправленной работы по развитию технологий ядерной энергетики, по разработке более эффективных и безопасных реакторов, по замыканию топливного цикла — для того, чтобы сделать генерацию на АЭС по существу возобновляемым источником энергии. Именно на это нацелена российская атомная программа, а в США такие работы если и вели, то лишь на уровне отдельных компаний. Поэтому три процента как вклад США в прирост мировой атомной генерации, о которых упомянул Рафаэль Гросси, это даже некое преувеличение. Хорошо, если два процента наберется…
Основным игроком на этом рынке в начале 2000-х стала Россия. С нашей технологической помощью, а потом и с участием западных компаний обрел нужные компетенции Китай и теперь занимает место в лидерах по вводу новых энергоблоков АЭС и приросту атомной генерации. Но Китай изначально был настроен на внутренний рынок, чтобы удовлетворять в первую очередь свои растущие потребности в электроэнергии. Я вспоминаю Китай конца 90-х — тогда у них было менее одного гигаватта атомной генерации, а сейчас уже около 50 гигаватт установленной мощности — больше, чем у нас. Но если посчитать все, что Россия в те же годы строила, вводила и вводит у себя и за рубежом — Индия, Белоруссия, Турция, Бангладеш, Египет, тот же самый Китай и другие, то получится не меньше.
Отмечая важные для нас перемены, нельзя не согласиться с гендиректором МАГАТЭ и в том, что у американцев есть очень неплохие проекты энергетических водо-водяных реакторов и разработки их продолжаются. В том числе в линейке реакторов малой мощности. Такие проекты есть, но они бумажные. Потому что не реализуются. А когда этого не делаешь, у тебя не образуется опыта, ты не можешь отследить и вовремя исправить свои ошибки, оценить и усилить свои преимущества.
У России такие возможности и опыт были, мы неплохо развивались в традиционном для нас направлении водо-водяных реакторов, мы внятно ставили и ставим перед собой цели, куда надо идти. Сегодняшнее поколение реакторов поколения 3+ по параметрам безопасности сменят реакторы четвертого поколения. В эксплуатационном, коммерческом отношении ВВЭР себя не исчерпали, мы думаем над оптимизацией физики таких реакторов и топлива для них, работаем над повышением КПД. Дорога в будущее по водо-водяным реакторам намечена и для нас ясна.
Но главное, чем российские атомщики занимались в эти два десятилетия, было нацелено на то, чтобы перевести ядерный энергоисточник в разряд возобновляемых. А для этого кроме урана-235, которым мы по сути «топим» реакторы типа ВВЭР на тепловых нейтронах, нужно было ввести в топливный цикл природный уран-238 и реакторы на быстрых нейтронах. В такой — двухкомпонентной — ядерной энергетике мы сможем говорить о замыкании топливного цикла. И радикальном сокращении количества отходов. Одновременно с этим решается проблема обеспечения сырьем — за счет вовлечения в оборот исходного урана.
Сейчас, как известно, в рамках проектного направления «Прорыв» (руководитель — Евгений Олегович Адамов) в России, на площадке Сибирского химкомбината в Томской области, уже строится такой опытно-демонстрационный энергетический комплекс. В его составе — реактор на быстрых нейтронах БРЕСТ-ОД-300 со свинцовым теплоносителем. И там же, для замыкания топливного цикла — пристанционный завод с двумя модулями. Один — для переработки облученного уран-плутониевого (нитридного) топлива. Другой — для фабрикации (изготовления на стартовом этапе) топливных элементов из привозных материалов, а впоследствии — для рефабрикации новой партии твэлов уже из продуктов переработки ОЯТ в первом модуле.
Такой пристанционный вариант организации топливного цикла позволяет отработать нужные технологии в минимальные сроки в пределах одной площадки. А главная задача — продемонстрировать впервые в мире устойчивую работу полного комплекса объектов, обеспечивающих замыкание топливного цикла в ядерной энергетике. По плану реактор БРЕСТ и завязанные на него пристанционные модули должны начать работу в 2026-2028 годах.
А на Урале, на площадке Белоярской АЭС, уже давно и успешно работают энергетические реакторы на быстрых нейтронах БН-600 и БН-800 — на этот момент единственные в мире. И уже проработан проект в развитие — это БН-1200, тоже с натриевым теплоносителем.
