Спасибо, что живой
Каким должно быть «видение мира»
Высоцкий жил в своей стране. Не из вторых рук у него сведения. Говорил на концерте в Лыткарино: «У меня есть счастливая возможность рассказать о том, что меня скребет по нервам, прихватывает за горло, волнует и беспокоит…» Он был голосом народа. Он выражал идеи народа. А чьи же еще?
Незадолго до смерти, в феврале 1980 года, скажет на концерте в МФТИ, отвечая на вопрос из зала, какова роль жизненного опыта в художественном творчестве: «Прежде всего, мне кажется, должно быть свое видение мира. Все сводится к одному: личность, индивидуальность. Вот что главное. Можно создавать произведение искусства, обладая повышенной чувствительностью и восприимчивостью. Можно и не имея жизненного опыта. Можно… Но лучше иметь его. Под жизненным опытом вы, наверное, понимаете больше всего то, что жизнь нас била молотком по голове, а если говорить серьезно — страдания. Верно? Искусства без настоящего страдания нет. Необязательно, чтобы человека притесняли, стреляли в него, мучили, забирали родственников и так далее. Нет, если даже в душе, даже без этих наших проявлений испытывал вот это чувство сострадания за людей, за близких, за ситуацию и так далее, то уже очень много значит… А страдать могут даже очень молодые люди, и очень сильно».
Сам он испытал столько страданий, что хватило бы на несколько жизней. Но и, страдая, он давал надежду.
Без надежды как жить? Только в петлю. Да, иногда надежда — обман, но что выбирать: безнадежность или возможность жить и любить прекрасное? Почти в любой его песне есть вера и надежда. Во что вера? На что надежда? Да все на то же — на чувство собственного достоинства, которого так не хватало человеку в советские времена. Да и сейчас не хватает, чего уж тут…
Духовную, нравственную культуру создает не конкретный Владимир Высоцкий, талант которого случаен, то есть вероятна же была ситуация, что он так бы и остался певцом для узкого круга лиц, а народ, поднимающий личность, способную к творчеству, к духовным прорывам. Талант — это ведь и несчастье для его обладателя: он не дает никакого права на исключительность, но в то же время и нагружает бременем огромных обязательств. Чувство собственного достоинства доступно каждому, кто испытывает в нем потребность.
Мне, кажется, точен Ролан Быков: «Володю не назовешь инакомыслящим. Он мыслил так, как подобает. Его творчество сугубо нравственно, сугубо гуманно, оно сугубо рыцарское. И это в наш век глобальной безнравственности, антигуманности, антирыцарства не оторвано от жизни, а наоборот. Ибо в наши дни безнравственный плачет о нравственности, подонок — орыцарстве, злодей печалится о гуманности. Володя народен, народен, народен!»
Как много страсти в этом ролановском: народен, народен, народен!
Как надо относиться к своей стране
Потрясающий случай о неравнодушии Высоцкого к тому, что происходит в стране, приводит Золотухин. Высоцкий вдруг предъявил товарищу претензию: «Золотухин, у вас на Алтае по плану 16 центнеров с гектара, вы же в лучшем случае на круг собираете по 12 центнеров с гектара. А план вы выполняете?! Вы откуда хлеб берете?»
Золотухин пишет: «Я остекленел. Я оцепенел. Я долго не мог въехать в его вопрос, в его заботу. А когда въехал — озверел. Меня захлестнуло этакое внутреннее негодование, бешенство от бессилия что-нибудь ему связное ответить». А когда Золотухин опомнился, вскричал: «Да какое тебе дело до нашего хлеба?! Какое тебе дело, где мы дрожжи достаем и куда брызги полетят?! И откуда ты про это знаешь?» — «Из «Правды»…
Золотухин потрясен: «Он, оказывается, читал ту «Правду», на которой восемь страниц одних цифр и которую мы сразу относили в нужное место, а он ее читал с карандашом в руках, и у него не сходилось! Считал!!! Потому что у него болело!!! Страдало. Стыдно сказать, у меня, человека оттуда, давно не болело, а если болело, то временами и по чуть-чуть, а у него болело и на разрыв. И если верить зацитированным словам поэта Гейне, что «трещина мира проходит через сердце поэта», то «трещина» за алтайский урожай действительно проходила через сердце поэта Высоцкого».
Высоцкий искренне переживал за страну. Едет с приятелем в машине. Перед «Мерседесом» самосвал с раствором — раствор струйкой льется на дорогу. Высоцкий обогнал самосвал, остановил , показывает водителю: «У тебя народное добро пропадает». Водила отмахнулся: «Да пошел ты куда подальше. Мне до фонаря!» Высоцкий несколько дней не мог успокоиться, изливал возмущение всем и каждому: «Ну почему так?! Почему всем все равно? И что хорошего у нас может быть при таком отношении?»
Почему Россия лучше заграницы
Высоцкий участвует в популярнейшей передаче американской телекомпании Си-би-эс «60 минут». Поет, отвечает на вопросы ведущего и телезрителей. А ему прямой наводкой вопрос: выхотели бы остаться в свободном мире?
Ответ тоже прямой: «Уехать из России? Зачем? Я не диссидент, я — артист».
Ведущий настаивает: «Но как раз артист и именно на Западе свободен в творчестве. В России тоталитаризм, который губит все живое…»
Высоцкий наливается краской, у него белеют глаза. «Я работаю со словом, мне необходимы мои корни, я — поэт. Без России я ничто и никто. Без народа, для которого я пишу, меня нет. Без публики, которая меня обожает, я не могу жить. Без их любви я задыхаюсь. Но без свободы я умираю».
Однако этих слов американские телезрители не слышат — это внутренний монолог. Он это скажет позже Марине. И она напишет: «Когда важный чиновник американского телевидения спрашивает у тебя, почему ты не выбираешь свободу и как ты вообще попал на Запад, тебе так же трудно ответить ему, как и надутому чиновнику из ОВИРа, который спрашивает: «Зачем вы все время ездите туда? Вам что, здесь места не хватает?»
Хватает места в России, очень даже хватает. Но как чиновнику объяснить, что человеческая душа шире государственных границ. Нюансы своих взаимоотношений с властями Высоцкий оставлял дома, в нью-йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди скажет репортерам: «Не думаете ли вы, что если у меня есть проблемы с моим правительством, то я приехал решать их здесь?».
И все же: а если уехать за границу и там остаться? Шемякин свидетельствует: «Высоцкий никогда не хотел остаться на Западе. Володя все прекрасно понимал и все видел. Он видел это на примере Галича, который был в Париже никем и умер». Мишель Кан добавляет: «Конечно, Володя мог бы служить в «Комеди Франсез». Но его песни вне России не имели смысла…» . От себя не убежишь. И в раю взвоешь, если не с кем поговорить, если никому там неинтересен.
Даже не хочется говорить, какого накала свары бурлили в русской колонии третьей эмиграции. Все против всех! Каждый против каждого! Почитайте Довлатова и поймете, что имеется в виду.
Высоцкому хорошо только на родине, каким бы абсурдом ни кроилась здесь жизнь. Да и к тому же его не выталкивали из страны, как Галича, как Максимова, как Аксёнова, как десятки других…
Леонид Филатов размышляет: «Его жизнь была чудовищно сложна, это я много раз наблюдал сам. При абсолютной славе, при том, что, как принято говорить, народ его любил. Любил его, но и язвил его. И записки были всякого рода, и агрессивные атаки после концертов: «А почему вы поете уголовные песни?» — «Да ничего я не пою, это были стилизации». Иногда, шутя, говорил: «Знаете что? В России от сумы да от тюрьмы не зарекайся…»
О чем артист писал министру
Высоцкий напишет письмо министру культуры П.Н. Демичеву, в котором такие строки:
«Получив впервые за несколько лет официальное предложение выступить перед трудящимися Кузбасса, я принял это предложение с радостью и могу сказать, что выложился на выступлениях без остатка. Концерты прошли с успехом. Рабочие в конце выступлений подарили мне специально отлитую из стали медаль в благодарность, партийные и советские руководители области благодарили меня за выступление, звали приехать вновь. Радостный вернулся в Москву, ибо в последнее время у меня была надежда, что моя деятельность будетнаконец введена в официальное русло.
И вот незаслуженный плевок в лицо, оскорбительный комментарий, организованный А.В. Романовым в газете «Советская культура», который может послужить сигналом к кампании против меня, как это уже бывало раньше.
В городке космонавтов, в студенческих общежитиях, в академических аудиториях и в любом рабочем поселке Советского Союза звучат мои песни. Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, имея такую популярность.
Странно, что об этом забочусь я один. Это непростая проблема, но верно ли решать ее, пытаясь заткнуть мне рот или придумывая для меня публичные унижения?
Я хочу только одного — быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить.
А то, что я не похож на других, в этом и есть, быть может, часть проблемы, требующей внимания и участия руководства. Ваша помощь даст мне возможность приносить значительно больше пользы нашему обществу…»
Боже, да кому он пытается доказать, что хочет поставить свой талант на службу обществу?! Они, в высоких партийных кабинетах, признавали его вредным, подрывным. Торжествовала такая извращенная психология.
Эльдар Рязанов размышляет на эту тему: «Если вспомнить демократическую литературу XIX века в России, то эта литература была совестью нации. А когда я думаю о потоке, который сегодня читаю и смотрю, то понимаю, что нашему искусству до совести еще очень далеко. Народ все видит, все знает и все помнит. Для художника критерий совести, боли за народ должен быть главным. Смерти Высоцкого и Шукшина показали наглядно, кто является в стране властителями дум…»
Как стать личностью
Высоцкий многообразен, многолик. В его песнях нет и намека на официальщину. Сюжеты, язык, живость темы, подход демократичны, в них все, в чем нуждаются люди. Высоцкий защищал, Высоцкий нападал и Высоцкий благородно защищался. Точнее — защищал народ. Борьбу со злом он вел с рыцарских позиций — это народ ценил. Он не вопил в стихах о демократии, не истерил по поводу нарушения прав человека — он эти права вводил явочным порядком. Высоцкий был среди тех немногих в советские времена, кто подлинно был свободен. В прекрасном он видел безобразное, а в ужасном — прекрасное.
Снобы наслаждались фильмами Тарковского и Феллини, а простые зрители — комедиями Гайдая и голливудскими боевиками. Это проблема духовная. Так вот Высоцкий — искусство и для сноба из пафосного ресторана, и для работяги с КАМАЗа.
Высоцкий не был врагом страны. Он был народным выразителем гражданской позиции по отношению к Великой Отечественной войне. Он восставал против дурных людей, против людей серых — в серых мундирах, серых костюмах, с серыми мыслями. Он не принимал тех, кто запрещал, кто давил, кто ограничивал свободу. Высоцкий и Туманов году в 1977-м заспорили: сколько лет еще стоять советской системе? Туманов утверждал, что стоять ей не больше пятнадцати лет, Высоцкий был оптимистичнее: продержится советская власть не меньше ста лет.
