По ленинским адресам Женевы — колыбели русской революции

В качестве вступления, несколько строк от автора: Тем из вас, кто любит историю во всех её аспектах (даже если она касается ненавистного коммунистического прошлого), кому интересно взглянуть по-новому на Женеву – наша статья с адресами, паролями, явками…

По Ленинским адресам Женевы.
«Дыра на задворках Европы…» — именно так охарактеризовал Женеву в декабрьском номере «Комсомольской правды» за 1927 год первый Нарком просвещения РСФСР Анатолий Васильевич Луначарский. Близкий друг и сподвижник В ладимира Ильича Ленина, он встретился с будущим вождём мирового пролетариата в Женеве, и стал большевиком как раз в этом «скучном и мещанском месте, которое, нельзя никак вычеркнуть из истории нашей партии». Европейское захолустье — это Женева на рубеже 19-20 веков! Это сегодня Женева – место самых важных международных встреч и конференций, город сelebritуs звезд из мира шоу-бизнеса и спорта, дипломатов и олигархов, а в недавнем прошлом… Начиная с 16-ого века, Женеву называли «протестантским Римом» и пристанищем изгнанных, монументальное подтверждение чему – башенный барельеф в историческом центре города, на стене средневековой башни Молар, на вершине которой — слова: «Женева — город изгнанников» (Genève cite de refuge), а внизу — единственное в мире изображение лежащего и босого вождя мирового пролетариата, да еще и с женщиной!

Кто же она, эта загадочная женщина изображённая вместе с вождём?

Создавая барельеф в 1921 году, еще при жизни основателя первого в мире социалистического государства, скульптор Поль Бо (Paul Baud) поместил рядом с ним святую Женеву (св. Женевьеву), издавна покровительствовавшую всем беженцам (refuge – изгнанник, беженец), в ряду которых Владимир Ленин — самый знаменитый. Среди других – идеолог протестантизма (кальвинизма) Жан Кальвин, философы Жан-Жак Руссо, Франсуа Вольтер и Фридрих Ницше, историк Николай Карамзин, «дворянские» революционеры Николай Огарев и Александр Герцен, писатели Федор Достоевский и Лев Толстой, первый русский марксист Георгий Плеханов и основоположники анархизма Петр Кропоткин и Михаил Бакунин, будущий итальянский диктатор Бенито Муссолини и десятки тысяч революционеров и всевозможных борцов с правящими режимами со всего мира. Причина их всеобщей «женевской прописки» — отнюдь не в любви к Женеве и её обитателям. Во всяком случае – не со стороны со стороны россиян. Характеризуя женевцев, тот же Ф.М. Достоевский писал в своих путевых заметках: «Как глупо, тупо и ничтожно это дикое племя! Они совсем не болеют за всеобщее счастье и безмерно раздражают своей заботой о частном благополучии». А тот же А. Луначарский, например, сравнивал женевских прелестниц со швейцарскими коровами, подчеркивая, что «…ни на минуту не удивился бы, если бы они вдруг замычали». Глядя на них, «…выпоенных на молоке и выкормленных на шоколаде», он возмущался «…тем облаком буржуазно-растительной безмятежности и спокойствия, которое окружало их головы» (А. В. Луначарский:  статья «Опять в Женеве», «Комсомольская правда», выпуск № 284, 13 декабря 1927 года).

Словом, — никаких симпатий между «буревестниками» российских революций и Женевой, вынужденное «сожительство», причины которого — «гарантии независимости и вечного нейтралитета» Швейцарии (дарованы стране Венским конгрессом 1815 года), Конституция Женевы 1848 года, закрепившая защиту прав и свобод любого человека «…при условии исправного платежа налогов и соблюдения правил женевского общежития» и учреждение в городе в 1863 году Международного Комитета Красного Креста (Comité international de la Croix-Rouge). Обозначив на весь мир свой девиз, утверждавший, что «Все мы – братья», он окончательно закрепил за Женевой статус международного «приюта» для всех недовольных и гонимых. Главные требования к «беженцам» на рубеже 19-20 веков – не бумажно -бюрократичные (как сейчас, например), а сугубо простые и практичные: платежеспособность (годовой залог плюс налоги в городской бюджет) и соблюдение устоев женевской жизни. Для большинства гонимых из Российской империй этот обязательный « эмигрантский минимум» был приемлем и необременителен, а посему… На рубеже 19-20 веков 20-тысячная Женева превратилась в город с сильным «русским акцентом»: выходцы из России составляли половину студентов Женевского университета и 13 % его профессуры. Добавьте к этому свыше 5 тысяч политических эмигрантов, и впору кричать: «Понаехали тут!» Хотя, «российская эмигрантская лимита» там – сплошь та самая «гнилая интеллигенция», для которой Женева была и политическим убежищем, и служебным (учебным) пристанищем, и комфотным местопребыванием, а «буза против государя-императора» — больше словесным «трёпом», чем убеждением. Лицо российской эмиграции в Женеве кардинально изменил Владимир Ильич Ленин.

По ленинским адресам: читальни, пивнушка и «Каружка».

Первый приезд Владимира Ульянова в Женеву был в 1895 году, когда он, молодой и начинающий профессиональный революционер (см. фото) специально приехал сюда для установления контактов лично с Георгием Валентиновичем Плехановым и созданной им группой «Освобождение труда». Тот жил в самом центре города, на респектабельной улице Кандоль (rue de Candole, 6), прямо напротив Женевского университета и парка. Познакомившись с первым русским марксистом, Ильич понял, как обуржуазила того 12-летняя женевская эмиграция! Тем не менее, было решено начать сотрудничество, и уже в 1900 году, во время своего второго женевского визита, Владимир Ульянов, учитывая плехановские прошлые заслуги, организаторские и литературные способности, ввести его в редакцию первой общероссийской революционной газеnы. Уважая его мировоззрение, организаторские заслуги и литературные таланты, во время своего второго женевского визита в 1900 году, революционер Ульянов ввел его в редакцию общероссийской рабочей газеты «Искра», а сам — задумался об эмиграции в Женеву, ибо в Швейцарии для революционеров всех мастей, не было угрозы политических преследований.

Ленин прекрасно понимал, что среди горожан, погруженных исключительно в накопление личного капитала и частную жизнь, можно спокойно подготовить революционные потрясения для царизма. Задумано-сделано. В 1903 году, под псевдонимом Ленин (с 1901 года), Владимир Ильич вместе с женой, Надеждой Константиновной Крупской, приехал в первую женевскую эмиграцию (с 1903 по 1905 годы) и поселился в комнатах на улице Майл (avenue du Mail). Супруги прожили здесь всего две недели, за время которых Владимир Ильич успел возненавидеть Женеву, докторов из марксистов и йод. Крупская обмазала йодом больного мужа, по совету одного из эмигрантских эскулапов, но подобное лечение лишь усугубило физические страдания Ленина. После этого он дал себе зарок, лечиться только у лучших швейцарских и немецких медиков, и не нарушал его до возвращения в Россию в апреле 1917 года. После выздоровления Ленина, супруги-революционеры арендовали белоснежный домик на улице Таннери (rue de la Tannerie, 2). В память о самых дорогих и роскошных ленинских аппартаментах в Женеве — на стене здания установлена мемориальная доска со словами: «Владимир Ильич Ульянов (Ленин), русский революционер и государственный деятель жил в этом доме с мая по июнь 1903 года».

После года скитаний по съемным комнатам, Ленин и Крупская поселились в 2-х комнатках на улице Плантапорре (Rue des Plantaporrêts, 3), о чём гласит запись в домовой книге и мемориальная доска, гласящая, что «Владимир Ильич Ульянов-Ленин, основатель Советского Союза, жил в этом доме с 1904 по 1905 год». Семейный быт революционеров был аскетичным: «Кухня была и приемной тоже, а недостаток мебели пополнялся ящиками из-под книг и посуды» (из воспоминаний Надежды Константиновны Крупской), впрочем здесь Ленин только ночевал. Основное время дня он проводил в любимых читальнях: «Обществе любителей чтения» и университетской библиотеке, где в центре его внимания были труды по истории Великой Французской революции и Парижской Коммунны, особенно – вопросы тактики баррикадного боя и обоснование революционного террора.

«Питейный» ленинский адрес в Женеве — пивная «Ландольт».

Располагавшаяся по соседству с квартирой Плеханова на улице Кандоль (rue де Candole, 2 ), она была любимым местом сборищ как либералов, так и радикалов. Как позднее вспоминал Луначарский, «у всех русских колонистов-эмигрантов была какая-то особенная симпатия к этой уютной пивной, и все они, и сам Владимир Ильич, частенько захаживали сюда ради хорошего мюнхенского пива». До 1903 года «спивались» вместе, а после раскола российской социал-демократии на большевистскую и меньшевистскую фракции (II съезд РСДРП), на питейно-идейные залы и зоны была поделена и знаменитая пивнушка. Говорят, что однажды «на большевистскую пивную половину» зашел молодой Беннито Муссолини, с которым Ленин сыграл партию в шахматы. Самым «главным» ленинским адресом в Женеве был дом № 91-93 на улице Каруж (Rue de Karuge, 91-93). «Каружка» была сосредоточения почти всех российских эмигрантов, потому что здесь располагались благотворительная столовая Лепешинских (на 100 человек), библиотека революционной литературы (которая стала основой для для Института Марксизма-Ленинизма при ЦК КПСС) , типография газеты «Вперед», «Женевская школа марксизма» и касса взаимопомощи, идейным вдохновителем которых был В. И. Ленин, а организатором и «спонсором» — будущий Лауреат Сталинской премии, академик Ольга Борисовна Лепешинская. Став женой большевика П.Н. Лепешинского, богатая наследница шахт, доходных домов и пароходов, потратила родительские богатства на кассу, борщи, рубленые котлеты и большевистские газеты. Сегодня в здании «Каружки» – располагаются португальские бакалейные лавки, а в начале ХХ века улица и дом были самым русским местом в Женеве, потому что здесь – кормили, одевали, просвещали и помогали…

«И это всё о нем»: личностные характеристики вождя мирового пролетариата.

Ленинские современники времен женевской эмиграции оставили немало воспоминаний о нём. Ариадна Тыркова-Вильямс, навестив чету Лениных в Женеве в 1904 году, дала нелестную характеристику супружесткому выбору своей гимназической подруги: «Владимир Ильич невысокий, кажется, ниже ее, приземистый, широкое скуластое лицо», словом – невзрачный, плохо одетый (поношенный пиджак и рабочая кепка), заядлый и зубастый спорщик», который улыбался, «…не разжимая губ, только монгольские глаза слегка щурились». Впрочем, таковым он был и был со всей либеральной интеллигенцией, признанную им «разновидностью буржуазии» и злейшими врагами партии и революции. В первые два года эмиграции Ленин избегал любых публичных выступлений, потому что «всякого рода митинги и дискуссии происходили в Женеве чуть не каждый день. Там было немало горластых ораторов, популярных среди студенческой молодежи, с которыми не так легко было справиться ввиду трескучей пустоты их фразеологии…» (из воспоминаний А.В. Луначарского). После революции 1905 года, осознав что слово – тоже «вербовочная» сила, Ленин «пошел в трибуны», но пустобрехом не был: «он знал, что он хочет сделать, и как это надо сделать. От него пахло русской землёй».

Итоги.

В общей сложности Владимир Ильич Ленин прожил в Женеве целых четыре года (в 1895, 1900, с 1903 по 1905, 1908) в Женеве, но так и не полюбил её. Жалуясь Луначарскому, он говорил: «Грустно, черт побери, снова вернуться в проклятую Женеву! У меня такое чувство, словно в гроб ложиться приехал». И это – вопреки тому, что женевский период его жизни — один из самых плодотворных и значимых. Ленин в Женеве – это издание марксистских газет «Искра», «Вперед» и «Пролетарий», труды, ставшие «классикой марксизма-ленинизма («Марксизм и эмпириокритицизм», «Задачи русских социал-демократов», «Шаг вперед, два шага назад», «Две тактики социал-демократии в демократической революции», огромное число статей и заметок), размежевание с либерализмом, создание «Женевской группы большевиков» и окончательное идеологическое и партийное становление «большевизма». На бытовом уровне – столовая Лепешинских и эмигрантская касса взаимопомощи, а еще – «общее повышенное, радостное настроение, которое в значительной степени определялось именно Ильичем».

Благодаря усилиям Ленина и его соратников, из мещанского и эмигрантского болота «Женева практически сделалась столицей русского революционного движения и колыбелью русской революции» (из книги А. Балабановой «Мемуары русской социалистки»). Но, даже несмотря на это, все русские эмигранты мечтали поскорее покинуть её. Почему? Луначарский объяснял всеэмигрантскую тоску по родине следующим образом: «самый ход жизни женевских мещан похож был на ход изготовляемых ими часов». И как же тут не согласиться с российскими философами, поэтами и юмористами, или с русскими поговорками? С тем, что «умом Россию не понять…», или «что немцу жизнь, русскому смерть» и т.д.? Живя в одном из самых рациональных городов мира, где всё так продумано, налажено и отлажено, русские революционары заклеймили такой жизненный уклад, как инородность и «мертвечину». Почему? Да оттого, что закон и порядок, сытость и бытовой комфорт подавили в европейцах эмоции и «душу», без которой русские и Россия — немыслимы. 

Автор: историк Ирина Мартин